Ой, ребята – девочки, донесла-таки до вас, не расплескала... 
Я счастлива, я плачу... Я счастлива, потому что два дня назад не удержалась и купила «Лакомство» Мариэль Барбери. До этого урывками читала ее во время обеденного перерыва, в книжном магазине, проглатывала под недоуменные взгляды продавцов строчку за строчкой. Я счастлива, потому как сегодня ночь дочитала эту книгу. И я плачу, плачу горькими слезами оттого, что она закрыта, и больше не будет новизны узнавания. Да, будет частое возвращение к любимым фразам и незабываемым строчкам, но не будет новизны...
Эта проза где-то между Прустом и Зюскиндом, между поиском утраченного вкуса бисквита «мадлен» и целеустремленным злодейством фанатика. Но, главное, это передача словами того, что воспринимаешь языком и нёбом, - культ рационализации желудочных радостей. Что и наделило французскую кухню мировой славой, - это гурманство, подкрепленное речью, описывающей предельно тонкие ощущения. В некоем смысле именно книга о еде, а не сама еда, - которая всегда скоротечна, приблизительна и не оставляет ничего в памяти, кроме тяжести в желудке, - и являет суть французского кулинарного культа.
Умирающий ресторанный критик, истинный фанат вкусовых ощущений, этакий «Парфюмер» или «садовник», но на почве еды, со слюнками во рту, - в поисках утраченного ощущения одного из вкусов, который не может вспомнить, перебирая в памяти свою жизнь, вернее, съеденное в ней и выпитое, а потому и более реальное, плотоядное, нежели все остальное. «Что чувствует человек, чей язык, пресыщенный пряностями, мясом, жирным кремом, солью, вдруг освежает прикосновение ледяной и фруктовой лавины, самую чуточку грубоватой, самую чуточку похрустывающей на зубах, чтобы эфемерное было не столь эфемерным, чтобы вкус продлился в медленном таянии крошечных сладких льдинок на языке…»
"Любой фанатик, в том числе, и гурманства, – невыносим для окружающих. Если герой «Парфюмера» убивал ради добычи идеального запаха, то героя «Лакомства», скорее, убивают все вокруг, - дети, коллеги, конкуренты, вся поглощенная еда, вещи, животные, близкие. Все разрывает чревоугодника изнутри, - темперамент, память об ощущениях, сам его имидж мэтра и хозяина жизни, запахи огорода в детстве, утонченные дистинкции кулинарного искусства, а, главное, тоска по какому-то упущенному вкусу (сразу вспоминается пушкинская предсмертная морошка), который, кажется, обретешь, и сразу спасешься, успокоишься навеки. Сама жизнь вываривает нас, наподобие дежурного блюда в рабочей столовке. «Вкушать – акт удовольствия, описывать это удовольствие – факт искусства, но, в конечном счете, единственное истинно художественное произведение – это чужой пир»".
Если честно, я бы душу заложила за возможность писать так вкусно и переводить столь адекватно, вот послушайте только:
" Хлеб "самодостаточен" потому, что он многолик, не по разнообразию сортов, но по самой своей сути ... Как крепостную стену приходится атаковать корку; тем поразительнее податливость свежего мякиша. Такая пропасть лежит между растрескавшейся поверхностью- иногда она тверда, как камень, иногда это лишь видимость, быстро поддающаяся натиску,- и нежной внутренней субстанцией, такой послушно-ласковой за щеками, что просто теряешься. Трещинки на оболочке похожи на борозды в земле: так и видишь пашню, представляешь себе крестьянина в вечернем свете; на деревенской колокольне пробило семь, он утирает лоб рукавом рубахи; на сегодня работа кончена.
На стыке корки и мякиша перед нашим мысленным взоров возникает другой образ- мельница; мучная пыль клубится вокруг жернова, воздух полон летучих частичек; и опять новая картина, когда нёба касается ячеистая мякоть, освобожденная от корки и можно начинать работать челюстями. Это хлеб, да, но естся он как пирожное..." Ну как, ведь правда вкусно?!
Здесь каждая из глав самодостаточна, она посвящена какому-либо конкретному вкусовому ощущению. Здесь к каждому слову подается верное вино в нужном сосуде. Сервировка просто волшебна. А вот мы все - мы из одного теста. И то ли нас едят, то ли мы едим. Так что приятного аппетита, ребята – девочки, приятного чтения. Придет время, и мы будем полностью состоять из слов, - на предмет дегустации вечностью...
